Сегодня юбилей Олега Рыбкина - главного режиссера драм.театра им.Пушкина. Юбилей мастера, юбилей творца, который делает наш театр таким, какой он есть!! Интересный, интеллектуальный, вдохновенный, глубокий, щемящий и живой! Спасибо за пьесы которые звучат в Вашем прочтении со сцен нашего театра, спасибо за роли, которые состоялись благодаря Вам, спасибо за публику, которая любит наш театр, а мы любим её!! С ЮБИЛЕЕМ!!! Режиссеру Олегу Рыбкину, худруку красноярской драмы, - сегодня 60! Мои поздравления!
Казус режиссера Олега Рыбкина - это кардиограмма истории страны. Талантливый мастер, реализовавший себя в театральном строительстве, повлиявший на климат региональной красноярской (и не только) культуры, автор и приверженец театра-дома. Не было бы этого центра в виде Рыбкина, не было бы и весомого развития всей культуры театра края в 2010х.
Вместе с тем он состоит из противоречий. Впрочем, совершенно ясно, что человек, не состоящий из противоречий, театром заниматься не может. Конфликтная природа театральности отвергает цельные и прямолинейные натуры.
Родина Олега Рыбкина - Мастерская Петра Фоменко, один из самых гармоничных, спокойных (не синоним слова «успокоенных») театров мира. Мастерская Фоменко - это театр, который обеспечивал плавный переход от советского к постсоветскому, откуда вырос коридор желаний новейшего театра. Отсюда, из 1990х годов, растут его корни: отсюда мягкость, нежность натуры, романтическая приподнятость и легкость мышления, позиции актерского театра, понимание театра как территории спасения и нравственного отдохновения, веселого фрондерства. Но и разлука с этим театром, оторванность режиссера от своей «матрицы» - это в той же мере сформировало режиссера Олега Рыбкина. Он, человек столичной культуры, огромных амбиций, эстетизма и даже хорошего снобизма, свойственного столичному жителю, чувствует себя в кресле худрука красноярского театра как в рассеянии, в послании. Он оторвавшаяся льдинка, он отрезанный ломоть, который должен всякий раз строить подобие, филиал театральной родины за тысячи километров от нее. Что это значит, когда мы говорим: режиссер родом из 1990х? Это далеко не счастье. Это означает: поколение художников, которым в это время просто не досталось вакансий в столицах. Они родились тогда, когда никаких социальных лифтов еще не существовало. Но ведь именно поэтому уже в нулевые и десятые годы Олег Рыбкин будет делать памятный проект ДНК («Драма новый код»), в котором он станет помогать режиссерам, родившимся на десятилетие или два позже, наоборот, впрыгнуть в этот социальный лифт, который опоздал для Олега Рыбкина, но пришел вовремя для его последователей. Благородно? Безусловно. Трагично? Безусловно.
Олег Рыбкин - эстет. Достаточно хотя бы раз побывать в его кабинете, где есть все приметы коллекционера антиков, странных стильных вещиц. Он носит модные одежды, нездешние шарфики и знает толк в средиземноморской кулинарии. Когда в его спектакле «Ночь ошибок» артисты пели «Мы кораллы, мы кораллы, мы кораллы...», в этом жесте было желание представить себя и свою труппу как богему, собрание таких же антиков. А, быть может, и даже скорее всего, чудиков. Хрупких морских коньков, странно живущих, странно перемещающихся в зыбком, переменчивом море, которое живет по своим довольно жестоким законам.
Но и эстетизм Олега Рыбкина не тотален. Иначе не интересовался бы Олег шершавой, непричесанной, дисгармоничной современной пьесой, в которой боли всегда больше чем красоты. Хотя чаще всего он выбирает лично для себя материал, где хотя бы в слоге (и часто только в слоге) много изящества, словесной сложности, барочного нагромождения звуков и образов. Пожалуй, именно о его театре Владислав Ходасевич как-то сказал: «Кажется, в этом и заключена сущность искусства (или одна из его сущностей). Тематика искусства всегда или почти всегда горестна, само же искусство утешительно. Чем же претворяется горечь в утешение? Созерцанием творческого акта — ничем более». Вот этот образ поэта Ходасевича, обломка Серебряного века, живущего вдалеке от родины, первым приходит в голову, когда думаешь о судьбе Олега.
Чаще всего я бывал в Красноярской драме на проекте «ДНК» - и я для меня это один из главных питомников новой режиссуры и драмы конца нулевых - начала десятых. Там как-то все было здорово и питательно, интересно и смело, зажигательно и серьезно. Мощная красноярская труппа, одна из самых заметных и крепких в федеральном масштабе, бросалась в безумные эксперименты, оживляя часто несовершенные, но такие важные, такие болевые современные пьесы. Здесь, в этой невероятно интенсивной лаборатории, формировалось новое поколение творцов, создавались тандемы «режиссер - драматург», склеивались будущие судьбы отечественного театра. Интенсивность «ДНК» была беспримерной. Всякий раз, прилетев в Красноярск утром, москвич уже не успевал выспаться и в полудреме целый день с утра до поздней ночи смотрел и обсуждал читку за читкой. А Олег со свойственной ему, скажем так, шутливо развязной бесцеремонностью подгонял, хлопая мягкой ладошкой по наручным часам, говорящих и указывал, куда зрителям идти на следующую читку. Разговоров не любил и был горазд на резкую драчливую полемику с критиками. Так появлялся новый код театра будущего. Это было такое счастливое время.
